Черный легион - Страница 101

101

16

Розданов прошелся по камере, остановился напротив Беркута, поправил френч и, печатая шаг, словно подходил с докладом, приблизился к нему.

– Вы – мой враг, подпоручик. Но храбрость есть храбрость. Когда тот немец рассказал мне о доте, я почувствовал гордость за ваш гарнизон. Я так и сказал ему: «Значит, и в Красной армии осталось несколько стоящих русских офицеров. Наверняка из военспецов, которых этот провинциальный мерзавец Сталин не успел расстрелять». Впредь я так и буду обращаться к вам: «господин подпоручик».

– Ради Бога.

– Так вот, господин подпоручик, – сделал он ударение на слове «подпоручик», – помните: я именно так и сказал этому немецкому обер-лейтенанту. Он даже начал хвататься за кобуру. Кричать, что все мы связаны с большевиками. Провинциальный мерзавец! Рашковский тоже ведь появился здесь недавно. Так что я действительно не мог знать, что партизан Беркут и командир того, замурованного дота – одно и то же лицо.

– Это что-нибудь изменило бы в вашем отношении к Беркуту?

Розданов растерянно помолчал. Даже сейчас, в полумраке камеры, Громов видел, как по-старчески седы его волосы.

– Во всяком случае понимал бы, с кем имею дело. Это всегда важно. Даже когда расстреливаешь врага, важно знать, кто перед тобой. Разве не так?

– Война всегда творилась по законам своей человеческой жестокости и своей жестокой человечности.

– Можете тоже обращаться ко мне, как к русскому офицеру: «господин поручик».

– Это нетрудно.

– Марина Цветаева – слышали о такой поэтессе?

– Только слышал.

– Какое-то время она тоже была в эмиграции. Перед войной вернулась и покончила с собой в какой-то провинциальной Елабуге. Так вот, у нее есть строчки:

Все рядком лежат —
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат!
Где свой, где чужой?
Белым был – красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был – белым стал:
Смерть побелила.

В них – вся трагедия земли нашей, вся безысходность нашей дикой Славянии. Откровенно, подпоручик, ваш отец все же был белым офицером?

– Прадед, дед, отец по отцовской и материнской линиям – все были казачьими офицерами. Потомственный офицерский род. Но в Белой гвардии никто из них не служил, не довелось.

– Иначе вас ни за что не произвели бы в лейтенанты. Об этом я как-то не подумал. Но все же объясните мне, подпоручик, кому нужен был большевистский переворот? Ведь все шло так хорошо. Произошла революция. Россия могла пойти тем же путем, которым идет Америка, Франция, Англия, хотя в Англии и сохранилась монархия. Не будь этого жидо-большевистского переворота, не было бы и Гражданской, не было бы содомского кровопролития, которое погубило или рассеяло по миру лучшие умы России, цвет ее интеллигенции. Раскуркуливания, расказачивания, чисток, террора, сибирских концлагерей – ничего этого не было бы… Так кому и ради чего понадобился этот переворот?

– Все ответы вам известны, поручик.

– А какая могла бы у нас быть армия! Я не раз ловил себя на мысли: если бы нашлась сила, которая смогла бы тогда примирить и слить воедино Красную армию и Белую гвардию… Разве сыскалась бы в мире сила, способная противостоять ей? Нашлись бы генералы, превосходящие по опыту и таланту наших, в том числе и красноармейских?

– Но объединить их было некому, поручик. И давайте исходить из этого.

– Да-с, некому. А жаль. Именно поэтому мы, русские офицеры, до сих пор истребляем друг друга. Вместо того, чтобы, как в Первую мировую, в одних окопах противостоять германцам…

Его прервали голоса, топот ног, шум у двери камеры. Оба умолкли, стали у стены под окном, плечом к плечу, готовые ко всему, даже самому страшному.

17

Старинный особняк, отведенный Скорцени под резиденцию, понравился ему уже хотя бы потому, что чем-то напоминал «северную цитадель» фюрера. Высокий, монастырского вида забор, массивные дубовые ворота, стилизованное под рыцарский замок строение, окруженное могучими ветвистыми кленами…

За этой же оградой, рядом с замком, находилась вполне современная, похожая на небольшой туристический отель, двухэтажная вилла. Она казалась более комфортабельной, однако инженер-строитель Скорцени всегда тяготел к старине, поэтому сразу же остановил свой выбор на мрачном полузаброшенном замке. Где, впрочем, нашлось несколько неплохо меблированных комнат.

Что же касается хозяина этого рыцарского пристанища, синьора Кардьяни, и двенадцати диверсантов, «коршунов Фриденталя», то они расположились на вилле. К явному удовольствию штурмбаннфюрера, который терпеть не мог сутолоки и многолюдья.

Архитектор Кардьяни был агентом итальянской службы безопасности, давно работающим на «призрачную» разведку, созданную при министерстве иностранных дел Германии и опекаемую лично Риббентропом. Разведка эта действовала из рук вон плохо. Самонадеянно полагавшийся на нее Риббентроп постоянно попадал впросак, становясь объектом насмешек шефа абвера Канариса и гестаповского Мюллера.

Однако Скорцени от издевок воздерживался. Он сам уже не впервые прибегал к услугам секретных агентов риббентроповской разведки, открыв для себя ее отменное достоинство: почти все осведомители оказались набранными из высокопоставленных аборигенов. Они были плохими добытчиками секретной информации, зато прекрасно ориентировались в местных условиях, а главное – всегда могли обеспечить надежной явкой или «лежбищем».

101