Черный легион - Страница 105

105

– Вы наведаетесь на его явочную квартиру первой, унтерштурмфюрер.

– Яволь.

Глядя на обветренное, грубоватое лицо Фройнштаг, на котором сразу же бросалась в глаза глубоко рассеченная нижняя губа, Скорцени не решался вымолвить ни одного согревающего женские уши слова. Язык не поворачивался нежничать с этим оборотнем в женском обличье.

А между тем по документам Фройнштаг числилась его женой, Лилией Штайнер. Правда, прибыв на виллу, она сразу же удалилась в свою комнату на втором этаже замка и появлялась лишь во время коротких совещаний, которые Скорцени обычно проводил сразу же после завтрака и ужина. Но это уже их «семейные» дела. Посторонних интересовать это не должно. Хотя и бросаться в глаза – тоже.

Всего три месяца назад Фройнштаг была отозвана с фронта и теперь руководила женской группой курсантов Фриденталя из пятнадцати эсэсовок. Чин лейтенанта войск СС она тоже получила накануне своего назначения в Фриденталь. Хотя послужной список гауптшарфюрера Фройнштаг, – умудрившейся одно время командовать даже карательной зондеркомандой, в составе которой она была единственной женщиной, – свидетельствовал: эта эсэсовка давно заслуживала офицерского чина.

– Заодно проверю явку, – не реагируя ни движением, ни взглядом, словно фантом, одними губами, без какой-либо мимики, напомнила Фройнштаг.

– Осознаю, что это связано с некоторой опасностью… – начал было штурмбаннфюрер, однако наткнулся на ее насмешливый взгляд и стыдливо умолк. На фронте Лилия провела втрое больше времени, чем он. Однако добавил: – Ничего, подстрахуем.

Поневоле задержал взгляд на мускулистых ногах девушки, высокой, четко вырисовывающейся груди.

«Истинная немка. Интересно, намерена ли она и в эту ночь, подобно монахине, спать одна? Все жены «хороши». Но тебе досталась особенная. Впрочем, до ночи еще можно и не дожить, – остудил себя Скорцени, заметив впереди, за поворотом, шлагбаум. – Твое спасение только в этом».

– Впереди пост! – нарушил молчание Родль. – Правда, там должен находиться НАШ офицер, из итальянской секретной службы.

– Будем надеяться, что он там появился. У вас есть оружие, Фройнштаг?

– Пистолет.

– Но я ведь приказал: «Оружие не брать», – процедил штурмбаннфюрер. – Мы получим его в городе. Немедленно выбросьте.

– Он надежно спрятан.

– Разве что, – язвительно обронил Скорцени.

– Я пущу пулю в лоб каждому, кто попытается обыскивать меня.

– Запугали всю секретную службу Италии. Вы слышали приказ, унтерштурмфюрер Фройнштаг?!

– Но это мое личное оружие, – возмутилась Лилия. – Я не расстаюсь с ним с тех пор, когда вступила в «Союз германских девушек». Небольшой швейцарский пистолетик.

– Подарок Кальтенбруннера.

– Этого могли бы и не знать. В случае ареста заявлю, что вы не могли догадываться о его существовании.

«Значит, действительно Кальтенбруннера?! – мельком взглянул на нее Скорцени. – Интересно, Фройнштаг, интересно… Я-то думал: слух. Хотя… всуе такие имена не упоминаются».

– Все обойдется, господа. Вижу того, нашего, офицера, – вовремя разрушил установившееся неловкое молчание Родль.

Скорцени всмотрелся в едва различимые фигуры карабинеров у шлагбаума. Он никогда не жаловался на зрение, но мог поклясться, что с такого расстояния Родль не в состоянии был определить, какая из них принадлежит офицеру, на которого они рассчитывали. Тем не менее замысел адъютанта понял и оптимизм его развеивать не стал.

Рим все еще контролировался войсками, верными королю и маршалу Бадольо. Однако с появлением на севере Италии свергнутого премьер-министра Муссолини его сторонники в Центральной и Южной Италии резко активизировались. И теперь страна пребывала в каком-то сомнамбулическом сне всеобщей политической неразберихи, ликвидировать которую могли или окончательный захват власти войсками, верными дуче, или приход англичан и американцев. Впрочем, осуществлению операции «Черный кардинал» эта неразбериха не мешала. Скорее наоборот.

21

– Что, господа офицеры?! – возникла в просвете двери рослая фигура Рашковского. За спиной у него стояли два таких же плечистых полицая. Дверь оставалась открытой, и Громов заметил, что за ней затаился еще некто четвертый. Похоже, что в этот раз Рашковский подстраховался надежно. – Есть время отвести душу? Где бы вы еще поагитировали друг друга? Интересно, кто кого и куда склонил: вы теперь оба за беляков? Или оба за красных?

Он стоял, покачиваясь на носках, – широкоплечий, довольный собой. И руки его властно лежали на подвешенной на немецкий манер, слева на животе, кобуре.

– Ты, конечно, пришел переагитировать нас за немцев? – спокойно спросил Громов. – И ясное дело – убедишь?

– Нет, – хищно оскалился Рашковский. – Больше агитировать не буду. С детства мне запомнилось… Через наше село проходил большой отряд махновцев. Так вот, на тачанке у них лозунг был: «Бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют!» Потом я видел тысячи лозунгов и призывов. Но больше всего запомнился именно этот. И сейчас я думаю, что с благословенной помощью немцев мы, собственно, тем и занимаемся, что воплощаем в жизнь лозунг незабвенного батьки Махно, царство ему небесное. Объединив усилия, вот так, помаленьку, не спеша, перевешаем и слегка побелевших красных, и сильно покрасневших белых. А, господа офицеры, как вам такая «светлая» перспектива?

105