Черный легион - Страница 108


К оглавлению

108

– Тогда до встречи в Берлине, – захотелось Курбатову сказать ему хоть что-то вежливо-приятное. Он понимал, как Конрад завидует сейчас человеку, получившему чин подполковника и приказ идти к Берлину.

24

Министр финансов Пруссии Попиц ушел, а Гиммлер приблизился к окну и, отодвинув занавеску, с минуту наблюдал, как этот невысокий располневший человечек шагает по аллейке, показывает часовому в гражданском свой пропуск, а затем садится в ожидавшую его у ворот машину. При этом рейхсфюреру стоило огромного труда не высадить кулаком окно и не крикнуть охране: «Да не выпускайте же его! Немедленно задержать и вернуть сюда!»

Тем не менее он предоставил министру возможность сесть в машину и уехать. Арестуй он сейчас этого Попица, и завтра же вся верхушка рейха узнает, что, встречаясь здесь, на одной из своих конспиративных квартир, которые Гиммлер называл «тайными резиденциями», он, рейхсфюрер СС, по существу вел переговоры с заговорщиками, стремящимися сместить фюрера, прекратить всякие враждебные действия против англичан и американцев и вообще строить новую Германию. Гиммлер представил себе на минутку, какую волну слухов и пересудов это могло бы вызвать, и заскрежетал зубами.

Впрочем, сутулящуюся фигуру министра он провожал таким же взглядом, каким провожают поднимающегося на эшафот обреченного. Как бы ни ненавидел он этого мерзавца и злодея, бросать ему в спину камень уже нет смысла. Он и так обречен. Палач на месте и дело свое знает.

В то же время он был признателен Попицу. Только благодаря откровениям министра Гиммлер узнал то, о чем обязан был знать давно: в стране назревает заговор. Собственно, уже созрел. Министр не назвал лиц, которые стоят за ним, однако ясно дал понять, что среди них не только гражданские, но и высокопоставленные военные чины. И Гиммлер не сомневался, что так оно и есть. Рейхсфюрер хорошо знал Попица и понимал: выполнять задание мелких авантюристов этот аристократ не станет. Рискнуть встретиться с главным жандармом рейха мог или самоубийца, или же человек, знающий, что его поддерживают и подстраховывают люди, в самом деле способные взять власть в свои руки.

Гиммлер отошел от окна, уселся в глубокое кресло, стоящее за небольшим письменным столом и, перемотав пленку, принялся прослушивать записанный на нее разговор с министром. Используя в беседе с Попицем скрытый магнитофон, Гиммлер твердо знал, что эта запись рассчитана только на него самого. Поэтому мог позволить себе льстивое потакание некоторым взглядам своего давнего знакомого, его высказываниям, с которыми трудно было не согласиться, уже хотя бы потому, что факты, как и выводы, были очевидны.

Но когда рейхсфюрер понял, что прусского министра привели к нему не эмоции и страх за собственное будущее, не стремление пересесть из земельного министерства в федеральное, а долг заговорщика… Их беседа сразу же превратилась в форменный допрос. Гиммлер вспомнил, как министр финансов побледнел, как задрожал его слегка отвисающий подбородок и нервно зашарили по столу руки. Очевидно, Попицу до сих пор не верится, что сумел выйти из квартиры рейхсфюрера без наручников и конвоиров.

«Но почему моя кандидатура представляется заговорщикам наиболее подходящей для роли руководителя? Я давал для этого повод? – думалось тогда рейхсфюреру. Министр все еще продолжал излагать взгляды своих неназванных пока соратников, однако Гиммлер воспринимал его слова лишь как эхо мятежных размышлений. – Нет, не давал… Не должен был давать, – уточнил рейхсфюрер уже тоном начальника государственной полиции.

«Не должен был», – вот первое, что скажет фюрер, когда ему станет известно о моих переговорах с этим… – презрительно поиграл желваками Гиммлер, – прусским министром».

«Станет известно? – вдруг словно бы очнулся рейхсфюрер. – От кого ему может стать известно?!» – взбурлила в нем гордыня. В конце концов он, Гиммлер, далеко не последний человек в этом государстве».

Однако, представив себе реакцию фюрера на эту новость, сразу сник и почти вслух сказал себе:

«Он обязан узнать это от тебя, Генрих. Так или иначе весть о заговоре просочится к Гитлеру. Так пусть узнает о нем от того, от кого обязан узнать. Ты не можешь предать фюрера. Не имеешь права даже мысли допускать о предательстве человека, которому ты обязан всем, решительно всем, чего достиг, что имеешь, что представляешь из себя в глазах германской нации».

Гиммлер умел быть искренним с собой. Этой искренности вполне хватало, чтобы фюрер оставался для него не просто идолом, но полубогом. Когда в начале 1926 года Гитлер понял, что ему нужна надежная охрана, из всех, кому мог доверить в то время свою жизнь, из всех, на кого мог положиться, он избрал именно его, Гиммлера, тогда еще никому не известного двадцатишестилетнего члена партии; именно его назначил командиром одного из отрядов личной охраны. А еще через три года поставил во главе всей личной гвардии, возведя в ранг рейхсфюрера «Шутцштаффель», известной ныне всему миру как орден СС.

На многотрудном пути к вершине власти и могущества Гитлеру немало людей пришлось сменить, во многих разувериться, некоторых попросту убрать с дороги. Единственным, в верности кого фюрер никогда не сомневался, был он, Генрих Гиммлер.

Рейхсфюрер знал, что ждет доверившегося ему доктора Попица. Не сомневался также, что, прослышав о его доносе фюреру, заговорщики сделают все возможное, чтобы отомстить ему. Возможно, даже ликвидировать.

108