Черный легион - Страница 46


К оглавлению

46

«И все? – удивился полковник. – И никаких подробностей о том, что они выудили из этого чемодана, который мог совершенно случайно раскрыться как раз в тот момент, когда рядом оказался фотограф? Значит, офицеры СД предпочитают хранить его содержимое в тайне? Почему? Ведь есть возможность потоптаться по душевным мозолям Черчилля».

– Интересно: что содержится в этом пиратском сундуке? – четко уловил предмет его интереса генерал. – Вас, О’Коннел, это никогда не интересовало?

– С этой минуты только он и будет занимать мой ум.

– А ведь Муссолини не зря таскает его за собой. Что-то в нем есть.

– За вычетом пары носков, белья и двух пар подтяжек, там еще могут быть такие документы, которые не попали и никогда не попадут ни в один архив мира, – невозмутимо поддержал его полковник.

– В таком случае парни из СД не упустят своего шанса. А ведь в этом бауле могли оказаться секретные документы, касающиеся англо-итальянских отношений.

– В этом можно не сомневаться, сэр.

– Именно поэтому, – неожиданно заключил генерал, – жду от вас подробнейшего отчета, в котором желательно обойтись без пафоса. Оставим его газетчикам. Нас, как всегда, интересует то, что не попадает на страницы газет.

– Как всегда, – согласился полковник, слегка ошарашенный холодно-ироничным тоном.

В какую-то минуту он вдруг подумал: «А не посвятил ли Черчилль в тонкости нашей операции и генерала? Если посвятил – он отнесется ко мне, как к подчиненному, завалившему важнейшее задание. Если же нет – у Лауда не появится повода для снисходительной оценки моих стараний. Очевидно, это станет ясно завтра».

* * *

Лейтенанту Роусену он смог позвонить лишь на следующий день. После того, как положил на стол генерала подробнейший отчет о делах в Италии, куда, по официальной версии, он выезжал для тайного инспектирования агентуры военной разведки.

Отчет оценен и оплачен был довольно быстро и скоро скупым генеральским: «Допустим, что все это так… Ждите дальнейших указаний, полковник О’Коннел».

Считая себя свободным, по крайней мере на сегодняшний день, полковник наведался в мебельный магазин, хозяин которого давно числился его осведомителем, и, воспользовавшись телефоном, связался с лейтенантом Роусеном. К счастью, тот оказался на месте. У полковника вообще создалось впечатление, что этому человеку можно было звонить в любое время суток. Эдакий человек-телефон.

– Говорит Ирландец, – сказал полковник в трубку.

– Кто? Ирландец?

– Вас смущает моя фамилия?

– Что вы?! Слушаю, сэр.

– Я хотел бы знать, в какой форме следует доложить Патриарху о продаже мебели.

– Я выясню это, сэр, – ровным, бесстрастным голосом ответил лейтенант.

– Мне позвонить вам?

– Звонить буду я. На домашний. Начиная с семнадцати, сэр.

«Да у него и голос металлический! Голос человека-автомата».

– Начиная с семнадцати, сэр, – механически повторил Роусен, словно подтверждал догадку О’Коннела.

40

В особый бар гестапо «Эдем» Кальтенбруннер приехал первым.

Завидев громадную фигуру обергруппенфюрера, владелец бара гауптштурмфюрер Гюнтер Штольф, лишь недавно оказавшийся в не совсем привычной для себя роли владельца питейно-контрразведывательного заведения, негромко, как принято здесь, поприветствовал его и сразу же провел в небольшой кабинет, стол которого был сервирован на четыре персоны.

Мрачно осмотрев кабинет, начальник Главного управления имперской безопасности метнул вопросительный взгляд на Штольфа.

– Остальных гостей еще только ждем, господин обергруппенфюрер, – худощавый, с глубокими, врезающимися в приклеенные к черепу редкие светлые волосы залысинами, венчающими узкий, по-лягушачьи сплющенный лоб, этот человек в самом деле куда больше был похож на заурядного провинциального кельнера, чем на офицера гестапо. Поэтому под цивильным одеянием скрывать ему по существу было нечего. Если что-то и могло выдать в нем гестаповца, то уж во всяком случае не офицерская выправка и не гренадерская ширина плеч. Разве что иезуитская невозмутимость бледного пасторского лица да холодные, застывшие в глубине поднадбровных колодцев, глаза – белесые, не знающие ни удивления, ни участия.

– Вопросами, меню, подносами – не отвлекать, – хрипло наставлял его обергруппенфюрер. Массивный, похожий на приклад старого австрийского ружья, квадратный подбородок шефа СД двигался при этом, словно камень в жерновах – тяжело и неуклюже.

– Пиво и все, что полагается к нему, будет подано сейчас же.

– На столе должны быть шнапс, вино. Словом, выбор.

Он грузно уселся во главе стола у небольшого декоративного камина и уставился на дверь.

«Первым появится Канарис, – загадал он, будто на судьбу. – Иначе… черт бы его побрал… Пусть этот адмиралишко не думает, что…»

Мысли Кальтенбруннера ворочались так же тяжело и неуклюже, как и его воинственно-волевой подбородок.

Однако первым прибыл генерал Хансен. Возможно, это явление начальника отдела внешней разведки («Отдела 1») абвера Кальтенбруннер воспринял бы с совершеннейшим безразличием: мало ли кто может ассистировать здесь шефу армейской разведки, если бы буквально через две-три минуты не нагрянули адмирал Канарис и его, Кальтенбруннера, подчиненный – бригадефюрер Вальтер Шелленберг.

Начальник разведывательной службы верховного командования и начальник отдела внешней разведки Главного управления имперской безопасности спускались по ступенькам, ведущим в зал, с сияющими улыбками, словно по трапу самолета, у которого их ждал почетный караул. При этом на лицах их вырисовывался такой непринужденно-дипломатический восторг, будто они уже обо всем договорились и человечество может спать спокойно. Что же касается его, Кальтенбруннера, то он здесь такой же статист, как и генерал Хансен.

46