Черный легион - Страница 70

Уже одетая, старательно умытая и подгримированная, она прилегла поперек дивана и молча уставилась на дверь. То было время, которое унтерштурмфюрер мучительно делила между ожиданием и сном. Фройнштаг понимала, что это очень опасное состояние, но поделать с собой ничего не могла. Ожиданием человек сковывает себя, словно цепями.

68

…Очнулась Фройнштаг оттого, что в двух шагах от себя увидела огромную фигуру в черном. Еще не сообразив, сон это или реальность, она попыталась закричать, однако так и застыла с открытым ртом, с ужасом уставившись на невесть откуда появившегося черного человека.

– Прошу прощения, Фройнштаг, – с некоторым запозданием, но все же очень вовремя заговорило чудовище. – На телефон вы не реагировали, на звонки в дверь – тоже. Пришлось открыть ее с помощью запасного ключа.

Прежде чем подняться, Фройнштаг взглянула на свои до неприличия оголенные коленки и поняла, что, стоя рядом с ней, мужчине пришлось увидеть то, чего в нынешнем состоянии их отношений видеть ему явно не следовало.

– Я тем более прошу прощения, штурмбаннфюрер, – поспешно поднялась она, одергивая на себе все, что только можно было одернуть. – Ночью почему-то плохо спала и, как видите…

– Я знаю, что вам пришлось пережить очень беспокойную ночь, – безразличным басом завершил эту тему Скорцени. – Такое случается.

«Что это он имеет в виду: «Такое случается…»? – с ужасом подумала Лилия. – Ему известны подробности содомной ночи на квартире у Анны? И он так спокойно реагирует на них? Господи, только не это! Он не должен знать. Дьявол бы меня побрал…»

– Вы ясновидящий, штурмбаннфюрер? Ночи женщины для вас уже не тайна?

– Ночи некоторых сотрудников. В исключительных случаях. Однако вас и нынешней вашей ночи это не касается.

– Хотелось бы надеяться, – угасшим голосом молвила Фройнштаг.

– Присядем к столу. Чтобы сэкономить мое и ваше время, проведем переговоры прямо здесь. Они займут не более десяти минут.

– Извините, мне нечем угощать вас.

– Не разыгрывайте из себя хозяйку, Фройнштаг, – почему-то вдруг поморщился Скорцени.

– Я не разыгрываю, – так и не поняла причину подобной реакции Лилия. – Мне это ни к чему.

– Стоп, так вы, очевидно, голодны?

– Ну, не совсем, чтобы…

Заведение, в которое они попали, представляло собой нечто среднее между шикарной пивнушкой и захудалым ресторанчиком. Грубые, оголенные столы, топорно сработанные стулья… То ли не проснувшийся, то ли не опохмелившийся официант – из тех, для кого нынешняя война всего лишь тусклое напоминание о той, «настоящей войне», которую они благополучно проиграли лет тридцать назад, поклоняясь при этом своему, тогдашнему фюреру. Но руины, открывавшиеся из подслеповатого окна, все же являлись декорацией к нынешней войне, и с этим приходилось считаться даже ему, солдату Первой мировой.

– Коль уж вы пригласили в ресторанчик, позвольте вести себя несколько не так, как вынуждена была бы вести себя в вашем кабинете в Главном управлении имперской безопасности.

– Это будет справедливо, – проворчал Скорцени, проследив, как официант ставит перед ними графинчик с вином, почки с гарниром и два блюдца с голландским сыром.

– Как случилось, что мы с вами встретились? Мне это не дает покоя.

– Вы сами хотели нашей встречи. Разве не так? – Официант наполнил бокалы и неслышно удалился, оставив их наедине с руинами. На полуразрушенном втором этаже виднелась кровать, на которой чернели остатки обгоревшего одеяла. И досадовать на нерасторопность хозяйственных служб столицы бессмысленно: руин становилось все больше, а людей, способных приводить их в более-менее пристойный вид – все меньше.

– Значит, вы давно следите за мной?

– Не совсем корректное выражение. Хотя определенная доля истины в нем есть.

Едва пригубив бокал, Скорцени обратил внимание, с какой жадностью опустошила свой Фройнштаг. Лилия заметила его подглядывание, но даже не смутилась – настолько спасительными показались ей граммы старого крепкого вина.

– И вы знали, что я прибуду к Берлин, знали, каким именно поездом… То есть в лагере был человек, который сообщал о каждом моем шаге.

– Так уж о каждом, – хитровато улыбнулся Скорцени.

– И тем не менее…

– Мы всегда интересуемся каждым, кто хоть в какой-то степени интересуется нами. Золотое правило службы безопасности, унтерштурмфюрер Фройнштаг. Надеюсь, этим откровением я вас не шокировал? Говорите откровенно.

– Не очень.

– В таком случае и я позволю себе быть откровенным. Уже хотя бы ради того, чтобы вы не терзали себя понапрасну странными вопросами. Неужели вы всерьез считали, что возведение вас в ранг унтерштурмфюрера, в офицерский ранг, как и особая благосклонность к вам начальника лагеря, и этот отпуск в Берлин… – все это сошло на вас само собой, подобно манне небесной? Только потому, что вы слишком бдительно несли службу в своем Нордхаузене-13, – резко отреагировал штурмбаннфюрер на ее любопытство, не забывая при этом вновь наполнить бокалы.

Подняв свой, Фройнштаг замерла с ним в руке.

– Что вы сказали, господин штурмбаннфюрер? – Состояние Лилии было близким к шоковому. – Что вы только что сказали?

– Почти ничего. Вы были откровенны со мной, я с вами, казни вас иезуитский палач. Пардон, – извинился за «палача» Скорцени. – И не вздумайте впредь реагировать на мои слова столь же эмоционально. Я этого не терплю. Мне попросту придется разочароваться в вас. А не хотелось бы, унтерштурмфюрер.