– Этого не добивать! – упредил своих бойцов Курбатов. – Патроны к автоматам, гранаты и документы изъять. Раненых не трогать, пусть ими занимаются Господь и медицина.
Опустив автомат, он подошел к стоящему на коленях красноармейцу.
– Тебе я дарую жизнь. Понял меня?
– Понял, – едва слышно ответил солдат.
– Но с условием: ты должен сообщить, что разгромила ваш отряд группа Легионера. Это моя кличка. Тебе все ясно?
– Так точ… – страдальчески выдохнул пленный.
– Поклянись, что выполнишь это.
– Что ж тут выполнять? Ты – Легионер. Мы уже слышали о таком. Так и передам.
– Отдай его мне! – возмутился Перс. – Я распну его вон там, на той сосне. Как Иисуса на Голгофе, – нервно топтался он вокруг пленного. – Все одним меньше будет.
– Здесь я решаю, кого распинать, кого миловать.
– Наше взаимопонимание, господин генерал-лейтенант, будет прямо зависеть от того, каким вам видится будущее России, – они сидели в генеральском «будуаре» офицерского кафе Дабендорфской школы. Но хотя в роли хозяина здесь выступал Власов, генерал Бискупский почему-то чувствовал себя более уверенно. Он заказывал, он похлопывал по талии официантку из угнанных в сорок первом в Германию украинок, которую удалось перевести сюда только после того, как она вышла замуж за офицера РОА; и даже задавал тон в беседе.
– Мои взгляды на устройство России вам давно известны, – суховато ответил Власов.
– В общих чертах. В слишком… общих. Кроме того, хотелось бы в вашей интерпретации. Коль уж имею честь, так сказать…
Бискупский умел многозначительно обрывать фразы. Купидонский подбородок его при этом величественно вскидывался, высокомерный взгляд голубоватых глаз приобретал законченную форму надменности; обрамленные седеющими бакенбардами щеки по-бульдожьи обвисали, сотворяя образ уставшего от салонных бесед царедворца.
«О судьбе России этот человек заботится с той же «искренностью», что и о судьбе Абиссинии», – вспомнилась ему оброненная полковником Сахаровым фраза. Одна из многих, которыми в эмигрантских кругах сопровождают всякое упоминание о бывшем командире третьего корпуса русской армии.
– В любом случае потешить ваше монархическое самолюбие мне вряд ли удастся. Но если желаете из первых уст… Прежде всего, продолжим начатое Временным правительством, с учетом нынешней ситуации, естественно. Республиканский строй, конституция. Автономистские уступки некоторым национальным меньшинствам… – Власов произнес это с бокалом вина в руке, словно тост.
Бискупский насмешливо покачал головой.
– Можете предложить что-то другое?
– Из России Европы не получится, генерал. Единственный путь ее – опять к монархии. Всемогущий царь-батюшка, который всегда рядом с Богом. При некоем подобии конституционного устройства… Согласитесь, это вполне…
– Как же давно вы не были в России, генерал Бискупский, – проговорил, глядя себе в бокал, командующий РОА. – Как безнадежно давно все вы, в белоэмигрантстве сущие, не были в России-матушке. А ваши представления о ней, составленные из эмигрантских газеток, это, извините…
Власов безнадежно махнул рукой, выпил и принялся за отбивную. Бискупский охотно последовал его примеру. Встреча стала больше походить на дружеский обед, нежели на переговоры предводителей двух волн эмиграции, и, скорее всего, грозила перерасти в обычную генеральскую попойку.
– Так или иначе, без старой русской эмиграции чего-либо значительного вам не добиться. Особенно когда станет ясно, что немцы нам уже не союзники. Такой возможности не допускаете? Я – весьма… И вообще, извольте…
– Потому и согласился встретиться с вами, что готов предложить: пожалуйста, присоединяйтесь. Приму под свое командование столько воинских соединений, сколько вам удастся сформировать, – хладнокровно ответил Власов, вновь наполняя бокалы. Вино было отменным. Генерал никогда не злоупотреблял спиртным, но в этот раз решил не отказывать себе в удовольствии.
– О воинских формированиях речи пока быть не может. Хотя лично я… Как генерал генералу… Впрочем, если вы имеете в виду сугубо белогвардейские формирования… что весьма… Но тогда следует вести переговоры с Красновым, Шкуро, Султан-Гиреем. Но вы же понимаете…
– Пытался вести переговоры, пытался. Но это отдельная тема, – Власову не хотелось напоминать Бискупскому, а значит, и самому себе, что попытки договориться с Красновым уже предпринимались. Вернее, это немцы пытались свести их, помирить, придать их пребыванию в Германии некую видимость то ли идейного единства, то ли элементарного солдатского землячества. – Кстати, насколько мне известно, среди белого генералитета и высшего офицерства нашлось не так уж много людей, готовых поддерживать вашего претендента на престол, царство ему…
– Не претендента. Императора. Он был провозглашен им еще в августе 1922 года. На законных основаниях, – Власов впервые ощутил, что самолюбие генерала Бискупского оказалось несколько задетым. Оно и понятно. В конце концов, кому он служил? При ком состоял канцлером?
– Поди ж ты: на законных? Это ж кто его признал? Россия? Дворянство? Государственная дума? Народ?
– Ну при чем здесь дума, народ? Вы могли и не знать, что Кирилл Владимирович являлся двоюродным братом Николая II.
Власов коротко, по-солдатски, хохотнул, словно в его присутствии упомянули о чем-то весьма и весьма пикантном.