Черный легион - Страница 147

147

В ту же минуту дверь едва слышно отворилась и на пороге появилась служанка Кардьяни – бойкая грудастая тридцатилетняя корсиканка, с которой Мария-Виктория познакомилась еще во время работы у архитектора. Она несла поднос, на котором стояли кувшин с вином и два бокала.

За тем, как она ставит их на столик между креслами, Скорцени следил почти затаив дыхание, будто на его глазах совершалось какое-то таинство.

– Спасибо за гостеприимство, дорогой штурмбаннфюрер, – язвительно улыбнулась княгиня. – Танцовщиц приглашать не надо. Флейтистов тоже.

– Но я и не заказывал это вино, – простодушно признался Скорцени. – Она явилась сюда, словно по заклинанию.

– Вот это вы могли бы и скрыть от меня, – продолжала в том же духе Мария-Виктория, – коль уж у вас не хватило фантазии заказать ради нашей встречи даже кувшинчик вина. Ладно, не тушуйтесь. Разговор у нас будет деловой и предельно короткий.

Все тем же околдованным взглядом Скорцени провел несколько подзадержавшуюся корсиканку (она ждала дальнейших приказаний) до двери, решительно сел за столик и принялся наполнять бокалы красным, возможно, тоже корсиканским, вином.

– Явиться сюда, Катарина, вы могли только окончательно потеряв чувство самосохранения. Хотя это единственное чувство, к которому никогда не стоит относиться легкомысленно.

Френч Скорцени был расстегнут. Ворот рубахи тоже. Узел галстука съехал набок. Сардони так и подмывало приподняться и самой привести его мундир в надлежащий, истинно немецкий порядок.

– Если вам очень нравится называть меня Катариной – я не возражаю. Но когда окажетесь у меня на приеме, советую все же помнить, что в кругу друзей меня знают как княгиню Марию-Викторию Сардони. Я же со своей стороны обещаю пригласить вас на первую вечеринку, которую организую на своей вилле Орнезия неподалеку от Генуи.

– Княгиня? – задумчиво спросил Скорцени, отпивая из своего бокала. – Мария-Виктория? То-то я думаю, почему все поиски корней Катарины Пьяццо, как вы числились по ведомству нашего уважаемого архитектора Кардьяни, наталкивались на стену откровеннейшей дезинформации.

– Вот и подумайте после этого, чего стоит ваша служба досье.

– Итальянская, синьора, итальянская. Но о том, что вас зовут Марией Сардони, я уже слышал.

– Кстати, вы забыли обратиться еще к одному, очень надежному, источнику.

Скорцени вопросительно взглянул на девушку. Изгнание из виллы-замка Карпаро явно пошло ей на пользу. Она убийственно похорошела. А эти ожившие томные глаза с вишневой поволокой…

– Лично ко мне.

– И вы, конечно же, откровенно поведали бы, кто вы, откуда появились в Риме и на вилле, на кого на самом деле работаете, – саркастически поиграл желваками Скорцени. – Если бы вы действительно поступили таким образом, я перестал бы ценить вас как разведчика.

– Господи: «ценить как разведчика». Думаете, для меня это важно?

– Если нет, то это не делает вам чести.

– Но бог мой, я рассказывала бы о себе не штурмбаннфюреру СС, а инженеру Отто Скорцени.

74

Мария-Виктория сделала несколько жадных глотков и по-мужски припечатала бокал к столику, чуть не пролив при этом остатки вина. Скорцени заметил, как она нервничает.

«Не надолго же хватило ее выдержки и блефа», – подумал он, поняв, что на виллу Мария-Виктория прибыла одна. Никого, кто бы подстраховывал ее, поблизости нет. Если не считать человека, ожидающего где-то неподалеку, у машины. Который не в счет.

– То, что я вам только что сказала, – правда. Я – княгиня Сардони. Ближайшие месяцы проведу на вилле Орнезия. Говоря об этом, надеюсь, что вы не станете пускать своих людей по моему следу. А если и вздумаете прибегнуть к такому способу, то по крайней мере мои признания избавят вас и ваших людей от лишней траты времени.

– Уж не вообразили ли вы, что, завершив операцию, связанную с папой, Главное управление имперской безопасности все свои лучшие силы бросит на расправу с некоей Катариной Пьяцци, она же Мария-Виктория княгиня Сардони?

– Можно подумать, что до сих пор вы стреляли исключительно в пап, президентов, маршалов и императоров, – устало произнесла Сардони. – И хватит об этом. Я рискнула появиться на вилле Карпаро только потому, что… – замялась она, – очень хотелось повидаться с вами. Меня привело сюда только это и ничто другое.

– Я не знаю, как следует реагировать на такие признания коллеги, – честно признался первый диверсант рейха.

– Хотелось бы, чтобы не так, как на признания синьориты Фройнштаг.

Скорцени великодушно промолчал.

– Я меняю способ жизни. Возвращаюсь в тот круг, в котором, собственно, и должна была вращаться все эти годы. Так оно и было бы, если бы не некоторые обстоятельства.

– Война, – понимающе кивнул Скорцени, настраиваясь на разговор в том тоне, какой предлагала Мария-Виктория.

– Увы, мои скитания в облике Катарины Пьяцци начались задолго до войны. Война же не только не усугубила их, наоборот, несколько упорядочила. Не стану посвящать вас в подробности. Ни вам, ни мне это ни к чему. Но мы оба прекрасно понимаем, что война близится к концу. А значит, скоро вам придется сменить свой эсэсовский мундир на обычный цивильный костюм от берлинского или парижского портного. Мне очень хочется, чтобы, встретившись, мы начинали воспоминания о нашем знакомстве с этого вечера, а не с «расстрела» в роще.

– Не думаю, чтобы впечатления от нынешней беседы оказались более контрастными, чем от объяснения там, в лесу, у судного оврага. Но если желаете, воспоминания мы будем начинать только с нынешнего вечера.

147