Первым желанием Лилии было прекратить эту животную вакханалию, вырваться из объятий, а еще лучше – сбросить осатаневшего обер-лейтенанта с себя и с постели. Но вместо этого она вдруг спросила:
– Ты что, только что с фронта?
– В том-то и дело.
– С Восточного.
– Лучше бы с Западного.
– Ранен? В отпуске? – Фройнштаг почувствовала, что голова ее стала тяжелой, как чугунная чушка, а ноги и все туловище – ватными. «Сколько же ты выпила?»
– За храбрость. С повышением в чине. Не ранен, нет. Понимаю: это было бы неприятно… Мне повезло: руки-ноги пока при мне. Все остальное – тоже.
– Я это уже почувствовала, – рассудительно призналась Фройнштаг. Еще она почувствовала, что отдается сильному молодому мужчине, не ровне многим другим, с которыми пришлось делить постель. Но в этом предпочитала признаваться пока только себе.
– Вижу: ты устала, – великодушно снизошел до жалости Гардер. – Их тут было столько! Но ты уж потерпи. Я-то пробился к тебе только в первый раз. Другие вон…
– Что ты несешь?! – с отвращением прервала его Лилия. – Что значит: «в первый раз», «другие»? Эти «другие» были со мной по нескольку раз?
– Счастливая, – простодушно улыбнулся обер-лейтенант. – Ничего не помнишь. И не надо. Извини, что заговорил об этом. С тобой хорошо. Ты себе этого не представляешь.
– Нет, ты все же договаривай.
– Мне с тобой хорошо. Думай только об этом.
– Лучше, чем было с русскими? – изменила тактику Фройнштаг.
– С украинками. Там, где я служил, были в основном украинки. Довольно красивые.
– Даже?
– И полнотелые. Почти как немки.
– «Почти как…» Ты знал многих? – Они не торопились. Им было хорошо, и они пытались продлить это наслаждение. К тому же Фройнштаг чувствовала себя вконец обессилевшей.
– На передовой у нас были другие развлечения. Неужели не понимаешь этого?
– Какие?
– «Ка-кие?..» – откровенно передразнил ее обер-лейтенант. – Смертоубийственные. Помолчи, теперь помолчи…
Лилия чувствовала, что страсть, охватившая ее партнера, постепенно передается и ей. Жаль, что это произошло с некоторым опозданием, и Фройнштаг пришлось несколько минут терзать обер-лейтенанта уже после того, как он растратил весь свой азарт. Но Лилия упорно не отпускала его, сжимая в объятиях, яростно обхватив ногами. И так продолжалось до тех пор, пока вдруг не настало то великое, райское облегчение, после которого любая женщина с полным основанием может считать себя по-настоящему счастливой и грешной.
Окончательно расслабившиеся, они легли рядышком и какое-то время лежали, прижавшись щекой к щеке. Было что-то по-детски наивное и нежное в такой близости. Возможно, впервые за много месяцев она наконец ощутила себя согретой, обласканной и защищенной.
Но длилось это недолго. Едва они окончательно затихли, из соседней комнаты начали доноситься приглушенные слова, вздохи, а потом ходуном заходила старая расшатанная кровать. Как только что ходила их. Фройнштаг и Гардер переглянулись и тихо, беззвучно, рассмеялись.
– Что, вдвоем? – услышала Лилия почти испуганный голос Анны. – Сразу двое? Что это вы придумали? Прекратите, я никогда не была с двоими сразу, – вяло сопротивлялась, скорее всего просто капризничала, ее подруга.
Однако Лилию это не встревожило. Она лежала уставшая и умиротворенная. Сейчас ей было совершенно безразлично, что там происходит в соседней комнате, за стенами этого дома, за границами города…
– О, ну что ты? Полегче. Я сказала: полегче, – уже почти кричала Анна, но потом крики затихли, и из ее комнаты вновь начали доноситься подбадривающее бормотание мужчин и призывные стоны женщины.
– С ума они там все посходили, – почувствовал себя неловко обер-лейтенант. – Не могут потише.
– Все, что происходило между нами, они ведь тоже слышали.
– Я ведь не осуждаю, а завидую.
– Не ври. Ты, никак, еще не разучился стесняться. Сколько тебе? Вроде бы не стар.
– Двадцать один.
– Всего-то? – искренне удивилась Лилия, вспомнив, что ей идет двадцать четвертый. – Жаль, если тебе не дадут дожить до двадцати двух.
– Хоть ты, хоть сейчас не каркай, – взмолился Гардер. – Почти то же самое слышал вчера от матери. За меня боится, а почти весь наш квартал уже в руинах.
– Молчу.
А за стеной все разгорались и разгорались страсти. Анна и те двое, что развлекались с ней, очевидно, совершенно забыли, что они в квартире не одни.
– Прекрасно устроились, саксонцы! – ворвался в их любовную идиллию чей-то пьяный возглас. Похоже, того, третьего, что только сейчас проснулся.
– Замолчи, ублюдок померанский.
«Сколько же их там? – со страхом и лукавой ухмылкой подумала Лилия. – Сколько их всего-то было?»
– Слушай, ты что, пришел позже всех? – тихо спросила она обер-лейтенанта.
– Наверное. Вы уж были готовенькие. Одни приходили, другие уходили.
Фройнштаг замялась, не зная, как спросить поделикатнее.
– Сколько же было мужчин? Ну, до тебя?
– С тобой?
– Да нет, вообще, в квартире?
– Кажется, я пришел девятым.
– Не может этого быть! За стол садились вчетвером. Я, Анна и двое санитаров из госпиталя, что неподалеку отсюда. Потом, кажется, еще подошли. Точно, двое мужчин. Двое, но не столько же. Господи, как болит голова, как она покаянно болит у меня.
Гардер пошарил у кровати и поднес к ее лицу бутылку с вином.